Интервью с архитектором Стасом Тарановым

— В архитектуру я пришёл из дизайна. Моё первое высшее образование — дизайнер среды. Создавая стенды для выставок, я понял, что помимо интерьера мне интересна объёмная форма и увлёкся архитектурой.

Мой ментор и, не побоюсь этого слова, учитель — архитектор Дмитрий Пшеничников. Благодаря ему я оценил все прелести и минусы этой профессии и понял, кто такой архитектор, что он должен делать и знать. Я проводил дни, а порой и ночи в его мастерской, наблюдая, как он работает над проектом нового терминала Шереметьево в виде птицы. Я тогда «заболел» архитектурой и захотел уметь проектировать здания. Интерьер со всеми его особенностями не потерял для меня актуальность. Я просто стал рассматривать его как единое целое с архитектурой и рад, что перешёл из интерьера в архитектуру, а не в декорирование или предметный дизайн.

— Это про смысл. Ещё будучи сотрудником фирмы я работал с выставочными стендами. В форму каждого из них закладывалась идея, смысл, пусть примитивный и коммерческий.

В интерьере всё не так. Здесь редко получается развить идею, если только это не общественное или выставочное арт-пространство. Девяносто процентов интерьеров — чистая функция, уютная декорация, приятное заказчику сочетание цветов и фактур. Меня же тянуло в семантику, я хотел формой задать конкретный смысл, который бы исходил от меня.

Считаю, что классический стиль в интерьере — это совокупность энергетики, характер и стремление, который заложили в него очень давно далеко не глупые люди. В современном интерьере, к сожалению, я вообще не вижу характера. Я не могу делать реплики реплик, повторять одни и те же модные приёмы в разных комбинациях. В этом нет никакого смысла. Если всё же берусь за современный стиль, то это будет знаковый интерьер на волне мейнстрима. Например, это универсальный дизайн-код для всех интерьеров компании Auto.ru, а также наш с Мариной Чпак проект штаб-квартиры AliExpress в Москва-Сити. Это мейнстрим, но это и знаковый проект. Интерьер не для одного человека, а для группы людей, отражающий подход компании к своей деятельности, её идею, стремление к новому. В этом есть смысл и характер времени.

Для частных клиентов создаю чаще классические, традиционные интерьеры, либо интерьеры в стиле историзма. Учитывая современные планировочные и функциональные решения зданий, я стараюсь привнести в них романтизм и уют прошлых эпох за счёт декоративной составляющей, а также винтажных и антикварных атрибутов. Мебель, текстиль, напольные покрытия, осветительная и сантехническая арматура — всё подбираю сам строго по историческим образцам. В этом плане меня привлекает работа именно с теми заказчиками, которые ценят историю и проверенные веками решения, а не хотят модную комбинацию различных клише и трендов.

— К сожалению, последние лет 20, с начала 2000-х складывалось мнение, что классика — удел либо пожилых людей, либо каких-то фриков, либо вовсе китч. Этот стереотип формирует волна мейнстрима от зарубежных дизайнеров в духе поп-арта, минимализма и эклектики. Сейчас новые интерьерные решения впитали в себя всё, что было сделано во второй половине ХХ века, начиная от хай-тека и модернизма, заканчивая деконструктивизмом и шебби-шиком. Мейнстрим смешал всё в кашу и катится огромным комом по странам и континентам, доводя искусство и гармонию порой до абсурда. Это неправильно. Мейнстрим — это мода, она непостоянна. Есть художественные решения, которые вечны и пропитаны гармонией.

На самом деле, процентное соотношение заказов классического (традиционного) интерьера и, скажем так, модного (авангардного) в современном понимании, делится 50 на 50. Говорю как эксперт в этой области. 50% заказчиков, достойных уважения обеспеченных людей, выбирают именно традиционные решения в двух категориях: историзм или интерпретация классического интерьера.

Классической интерпретацией я называю современную классику, использование наработок прошлых эпох, но в современном исполнении и в новых материалах. Например, стул Луи Гост, сделанный из прозрачного пластика разных оттенков, являет собой образец классической формы, его пропорции следуют золотому сечению, тем не менее это архетип нашей эпохи и он дико популярен. Подобная мебель в интерьере — признак современной классики.

Второй подход в традиционном интерьере — историзм. В этом случае интерьер наполняется исключительно историческими предметами и решениями, происходящими от того или иного стиля.

Из примет современности в таком интерьере остаётся только техника, электричество, технологии, возможно «умный дом», а предметы мебели, декора, отделочные материалы, сантехника и свет собираются из исторических образцов. Никаких отклонений, всё четко по определенному стилю.

В этих двух ипостасях и живёт тот заказчик, который предпочитает классику: историзм (историческая классика) и современная классика в различных её интерпретациях. Я намеренно опускаю такие искусствоведческие термины, как готика, барокко, классицизм и т.д., потому что время этих стилей уже прошло. Ужасно непрофессионально говорить: «Я работаю в стиле барокко» или «я сделал заказчику классицизм». Классицизма уже нет, он прошёл, его нельзя сделать снова, это искусствоведческий термин, отражающий развитие искусства в определенную эпоху. Здесь как с мертвым человеком: его нельзя достать из могилы, одеть и сказать: «Я его воскресил, он живой». Это память, ничего более. Поэтому можно говорить лишь об историзме и классической интерпретации. Историзм — стилизация на тему барокко или в духе барокко.

Единственный характерный стиль, который именно сейчас существует и развивается — это лофт. Думаю он останется в истории искусств. Лофт имеет явные характерные признаки, его нельзя ничем подменить и с чем-то перепутать, потому что он может существовать только в старых промышленных, складских или административных зданиях. В новостройке может быть только стилизация на тему, в духе лофта.

Интерьеры в стиле лофт я проектировал буквально пару раз, и скажу, что это уникальный, вдохновенный стиль. Его предпочитают люди нового времени с новым мышлением, непохожим на большинство. С такими заказчиками очень интересно работать, но эти интерьеры требуют исторического здания.

— Говоря коротко и просто — черты ордера. Если говорить об интерьере, то традиционная компоновка его неотъемлемых элементов. Колонны, карнизы, характерное оформление стен и лепного декора — это всё ордер.

Мебель может считаться современной стилизацией на тему классики, если она несёт характерные элементы прошлой эпохи. К примеру, стулья Тонета производятся до сих пор и стоят во многих кафе. Это классика, переходящая в модерн. Стул Тонета вошёл в историю искусства, стало быть, он уже является иконой стиля — его определяют пропорция и элементы, деревянные сиденья и легкость формы.

Что касается мягкой мебели, шкафов и комодов, тут с пропорциями всё сложнее. Важен скорее характер обивки, геометрическая композиция и декоративная составляющая, детали. Их нужно выдержать в той форме, которая присуща традиционному видению определенного стиля. Например, диван в стиле ампир мы легко узнаем по анималистическим формам, частям тел зверей или мифических существ в ножках, подлокотниках. Если на спинке какого-либо стула мы видим выгравированные канты, камеи, изящный растительный орнамент, то скорее всего, мы столкнулись с интерпретацией на тему классицизма. Такие эталоны известны всем более-менее разбирающимся в истории искусства специалистам.

Есть, конечно, совсем сложные формы, которые геометрией и деталями лишь похожи на предметы старины, но выполнены так, что специалисту сразу понятно — такого никогда и в помине не было. Подобные пограничные объекты тоже можно использовать в современных классических интерпретациях, но с осторожностью.

Чтобы отличать добротную современную классику от контрастного мейнстрима, нужны опыт, знание истории искусства, и непременно чувство вкуса и композиции. В современной классике мы можем использовать предметы, которые дополнят тот возвышенный образ, что мы пытаемся создать, ни в коем случае не контрастируя с ним. На мой взгляд, многие коллеги грешат именно тем, что очень любят контрасты и забивают ими дух, характер интерьера, превращая пространство в забавную игру цвета и объема.

Банальный пример — в светлом, спокойном интерьере стоит огромное зеркало в черной раме или золотой комод. Я уже не говорю про кричащие, яркие цвета основного спектра без полутонов: зелёные, бирюзовые, жёлтые, салатовые и т.д.. Считаю цвет нужно очень аккуратно использовать. После перечисленных взрывных акцентов назвать интерьер современной классикой можно с большим трудом. Это скорее китч или так называемый фьюжн. На самом деле никакого стиля фьюжн не существует, просто так полюбилось профессиональному сообществу обозначать комбинацию изначально несочетаемого, и это вошло в моду.

— В классике главное гармония. А гармония — это золотое сечение, принцип построения каждого живого существа. Нарушая его, мы попросту деградируем. Человек привыкает ко всему. От силы за месяц можно приспособиться к любому интерьеру, жить даже в строительном вагончике и через некоторое время считать это нормой. Мозг умеет не замечать то, что ему не нравится, это давно доказала психология.

Когда дизайнеры или архитекторы находят свой стиль, ту совокупность элементов композиции и характерных приёмов, которые им самим нравятся, они притягивают соответствующих заказчиков. В этом случае даже ничего не нужно придумывать, просто работать в своём направлении. Почти все клиенты интуитивно сами понимают, к чему они тяготеют. Если человек не может объяснить, какой он хочет интерьер, то ему необходимо предложить самое гармоничное решение, то есть классическое!

Наша задача как творцов — сделать наилучшее сочетание пользы, формы и красоты, которые и явят собой гармонию. Даже в рамках одного направления можно и перевозбудить человека, и дать ему умиротворение. Думаю, что дом — это в первую очередь умиротворение, место подзарядки человека. Я не могу подзаряжаться в возбуждении, это скорее растрата энергии.

Классика — это гармония пространства с человеком. В современном интерьере с технологичными решениями тоже можно прийти к гармонии. Возможно, она есть и в контрастах, но я все же предпочитаю придерживаться безошибочных гармоничных решений, проверенных веками. Поэтому для себя и для своих клиентов я выбираю традиционные вариации, пусть даже где-то они выглядят слишком вычурно и музейно.

Постоянно слышу расхожие фразы: «Как в Эрмитаже, как в музее и тд». Почти все музеи — это бывшие усадьбы и дворцы. Хотя дворец и сочетает в себе функции жилья и общественного пространства, тем не менее, это больше про жильё. Поэтому-то «Эрмитаж» или «музей» — положительная характеристика. Она означает, что человек живёт в прекрасном, возвышенном изящными формами и гармонией золотого сечения пространстве.

— Рост — субъективное понятие. В интерьере, который стилизован под классику — надо использовать правильную терминологию, — есть одухотворенность в формообразовании.

Убеждён, что тот или иной дух есть в каждом интерьере. Я говорю о гении места. В каждой форме и элементе заключён свой смысл: в каждой волюте, картуше, карнизе. Даже в столе и стуле есть частичка определенной энергетики. Все геометрические формы по-своему взаимодействуют с эфиром, с невидимой энергией в пространстве-времени. Когда радиоволны изменяются в зависимости от характера пространства и местности, то к примеру в одном месте у нас сотовую связь ловит, а в другом — нет. Так и в интерьере: совокупность форм рождает определенную энергетику. И сильнее всего она проявлена в классических стилях.

На протяжении всей истории человечества, власть имущие и просто обеспеченные уважаемые люди старались наполнить свое пространство прекрасным декором и драгоценными материалами. Никто из великих людей не жил в голых стенах и не стремился создать идеально ровные, чистые поверхности или отличиться за счет радикальных решений, гармония была главной целью.

Что удивительно, такого нет и сейчас. Несмотря на мейнстрим, разрыв шаблонов и новое мышление, резиденции многих правительств располагаются в классических зданиях. Есть отдельные примеры современных построек, которые выбрали лишь потому, что не нашли другого места. Интерьеры первых лиц государства, включая новые, создаются в стилизации классики.

Классический интерьер — ордерные формы и традиционные колористические решения, — позволяют человеку не то чтобы расти, а взаимодействовать с их энергетикой, наполняя свою жизнь высоким творческим смыслом и позитивными эмоциями. Тем, у кого по какой-то причине взаимодействовать не получается — некомфортно, тяжело, их «давит» обстановка, они чувствуют себя не в своей тарелке. Люди порой не настроены на частоту, которую несут в себе классические формы. Но человек, который понимает, что его внутренняя энергетика не может синхронизироваться с этими формами, их объёмами и декоративностью, может постараться это сделать.

Нельзя просто взять, прочесть одну книгу или посмотреть фильм и сказать: «Я разбираюсь в классике». Её нужно прочувствовать, побывать в таких интерьерах, соприкоснуться с архитектурой и на это уйдёт не один год. Прочувствовать — значит обменяться энергией с геометрической формой, с цветом и текстурой. Это сакральный процесс.

«Расти» в этом случае означает попытаться понять эту энергетику, начать с ней взаимодействовать, чувствовать себя в ней более комфортно, запустить энергетический обмен, который повышает тонус человека, даёт и поток творческой энергии. К сожалению, чаще всего не человек преобразует место, а место преобразует человека. В модных ныне интерьерах много личной вкусовщины как специалиста, так и заказчика.

— С потерей опыта формообразования и смыслового подтекста, с переключением интерьера на локальные нужды человека – есть, спать, переодеваться, хранить вещи… вот и всё по сути.

— Локальный функционал, не постоянный. Допустим, человек говорит: «Хочу что-нибудь простое, как в Скандинавии. Мне не нужно хюгге, просто деревянный стол и белые стены, чтобы жить». Понятно, что это нужда человека на сегодняшний день, а не то, к чему он стремится. Я всегда чувствую эти промежуточные варианты в жизни и не работаю с такими клиентами, я работаю с мечтой.

Если бы каждый из нас представил, в каком интерьере он хочет встретить старость и почувствовать себя сложившимся, состоявшимся человеком, то многие бы поменяли свою позицию насчёт уюта и стиля. Пусть каждый задаст себе этот вопрос. Неужели вы почувствуете себя состоявшимся человеком в интерьере, который собран в массмаркете? Дух есть только в индивидуальных вещах, они формируют уют и притягивают к себе.

Сейчас сильно увлечение национальными и этническими стилизациями. Назову их так. Про «скандинавский стиль» мне ещё может сказать заказчик, который в принципе не разбирается в предмете. Но когда так говорят коллеги, это меня напрягает. Многие похоже настолько слились со своими заказчиками, что переняли их терминологию и, простите, сленг. Не существует ни скандинавского стиля, ни марокканского, никаких других. Есть лишь интерпретации, стилизации на тему Скандинавии, Англии, Вьетнама, Таиланда, Египта, Ближнего Востока и тд.

Правильнее говорить об интерьере в марокканском, восточном, японском духе. Но нет такого понятия, как «японский стиль в интерьере». У японцев есть конкретный исторический стиль, в котором они строили и строят свои жилища. В квартире японский дом создать нельзя. Можно применить какие-то элементы, приёмы, предметы, но нельзя сказать: «У меня интерьер в японском стиле». Так говорить нечестно, неправильно и непрофессионально.

Если продолжить рассуждать о духовном росте, то расти можно только за сформировавшимся стилем. Для в первую очередь нужно жилище, которое соответствует условиям стиля.

— Чтобы создавать интерьер в художественной классике, в историзме, как минимум должны быть спальня, кухня, столовая, гостиная, кабинет, коридор, желательно терраса или большой балкон — т.е. минимум 150 квадратных метров.

— Конечно. В Москве и Петербурге есть прекрасные примеры создания хорошего классицистического, модернового, эклектичного интерьера в духе историзма. Квартира при этом должна соответствовать критериям хотя бы по количеству комнат. «Кухня-гостиная» — понятие не для исторического интерьера. Кухня — это кухня, гостиная — это гостиная. Смешивать функционал помещений неприемлемо.

— Если мы рассматриваем исключительно квартиру, то классика — это коридорная либо анфиладная система. И никаких свободных планировок…

— Практически любой дом, независимо от изначальной планировки, можно оформить в классическом стиле — сделать как в свободной классической интерпретации, так и в исторической стилизации. Лучше всего, конечно, спроектировать, построить дом по ордерной системе и наполнить его интерьером в историзме, или в современной стилизации классики — так полнее будет ощущаться гармония.

— Да, конечно. Первый — в 2011 году. Я тогда сотрудничал с реставратором Сергеем Матвеевым и благодаря ему узнал, как создать такой дом с нуля, наполнить его интерьером, добавить все изящные составляющие вплоть до росписи стен и дверной фурнитуры, развесить живопись — сделать истинно художественное наполнение. Несколько лет я осваивал этот подход. К сожалению, не все проекты дошли до стадии реализации интерьера. Но 1/3 завершена полностью «под ключ»: начиная от котлована, заканчивая художественным паркетом и декоративными атрибутами: часами, картинами, текстилем и т.д.

— Организация контроля подрядчиков. К примеру, собрать всех в единое целое так, чтобы цвет мебели и столярки соответствовал установленному образцу и не выпадал из общего контекста. Учитывая, что этой мебели может быть больше ста позиций на один дом, неприятно, когда цвет тумбочки на первом этаже отличается от цвета тумбочки на третьем, хотя обе они произведены одной компанией.

Самое сложное — это реализация, чтобы всё работало как часы, вовремя происходила поставка, и те, кто заходит на монтаж, не портили работу других. Ну и классические сложности, которым уже не одна тысяча лет — как обосновать заказчику увеличение бюджета. Это происходит в каждом проекте.

— Так же, как и во все времена. Говорят: «Ужасно, я разорюсь!» Вся суть работы архитектора, дизайнера как психолога в этом случае убеждать, преследуя основной посыл: «Вы делаете историю, искусство. Это недостойно экономии!»

Самое сложное — отношения с подрядчиками. Сколько бы их не было, никогда нельзя перекладывать всё на одного. Таково моё правило. Все яйца нельзя класть в одну корзину, это может привести к катастрофе.

К примеру. Я считаю нельзя отдавать загородный дом на генподряд. Специализированных подрядчиков множество, они всегда ждут крупных проектов, таков наш рынок. К примеру на западе многие компании по производству атрибутов интерьера не стремятся брать большие заказы, для них это муторно и сложно. Есть отдельные компании, работающие только с крупными объёмами, но большинство подрядчиков выстроили бизнес и соответственно рынок на небольших, регулярных заказах. У нас же всё наоборот, даже новоиспеченные компании стремятся взять заказ пожирнее, а желательно генподряд, порой переоценивая свои возможности. Люблю специализацию. Мебель — это мебель, сантехника — это сантехника, полы — это полы, двери — это двери, а стройка — это стройка. Чем больше подрядчиков на объекте, чем детальнее разбивка по работам и поставкам, тем безопаснее для заказчика и для сроков реализации.

Даже мраморные подоконники и мраморные полы, по моему, должны делать разные организации, потому что, когда одни заканчивают пол, другие как раз закончат подоконники. Если кто-то отстает или проваливается, другие от него не зависят. А когда вся огромная махина пресловутого генподряда даст сбой по той или иной причине, то все, конец проекту и репутации.

— Мои любимые отделочные материалы традиционно естественны. Очень люблю применять использованные когда-то материалы повторно. Обожаю состарившуюся древесину, дикий выветрившийся камень, и в целом любые поверхности со следами времени.

Если взять, к примеру, перекрашенную множество раз дверь и частично её зашлифовать, то проступят разные слои краски в неопределенной последовательности, создав абсолютно непредсказуемую текстуру и фактуру. Это ли не чудо! Это ли не истинная красота и природа одухотворенного объекта, несущая в себе взаимосвязь времен! Я нахожу это восхитительным и даже сакральным.

Всё патинированное, потертое я считаю лучшим решением, потому что эта текстура неповторима и естественна. Старый кирпич — везде разный, каждый кирпичик неповторим, как и постаревшее дерево. Я называю эти материалы обласканными временем, в них есть дух, и я его чувствую.

— Да, конечно. У меня есть проекты, где я разрабатывал мозаичные панно из стеклянной и металлической мозаики. Идея панно всегда исходит от меня, а потом уже художник её дорабатывает, додумывает по сегментам, раскладывает на шаблоне. Я сотрудничаю в такой связке со множеством художников.

Мозаика — материал полифункциональный, капризный в монтаже, но не в использовании. Он долговечный, а я люблю долговечные решения. Кстати по этой причине я практически сразу после начала работы разочаровался в выставочном бизнесе. Меня жутко коробило, когда стенд, на который я тратил свою творческую энергию, через три дня разбирали… меня это угнетало.

Еще одно вечное решение — альфрейная роспись. Она никогда не тускнеет при правильном уходе и очень мне нравится, но это сейчас ее редко применяют. И конечно художественный витраж. Что может быть его интереснее? Этот материал не перестает меня удивлять, стекло очень непредсказуемо в сочетаниях, оттого и интересно.

Если брать архитектуру, то фасады я могу решить в любом материале: они могут быть и оштукатуренные и деревянные, и каменные. Главное для меня — художественное решение, материал тут вторичен. А вот в интерьере всё же первичен материал.

— Тут важна умеренность в той степени, которая бы подчеркнула аутентичность такого материала, как золото. Если нарушить баланс, сделать его много (что возможно лишь в его имитации, по естественным причинам) оно потеряет свою аутентичность и закладываемый смысл. Золото — это, по большей части, признак некой чистоты и возвышенности, оно в любой интерьер добавит шарма, при осознанном использовании.

Золото в грамотной компоновке нравится большинству людей, это генетика. В пространстве интерьера, золотые элементы нужно применять согласно их исторической принадлежности.

Создавая классический интерьер, особенно в духе историзма, я часто использую позолоченные предметы, золочёные поталью элементы декора. Поталь по большей части идёт на декоративные элементы ордера: капители, карнизы, фризы, а также потолочные розетки.

Что касается мозаики, уважаю смальту. Всегда велик соблазн применить её обширно в интерьере, но высокая стоимость хорошо с этим соблазном борется.

— Думаю сразу необходимо разграничить понятие винтажа и антиквариата. Винтаж — это модные старые вещицы. Может даже не модные, а те, которые несут с собой определенный флёр, так называемого «бабушкиного чердака». Антиквариат отличается от винтажа тем, что имеет историческую и событийную ценность. Винтаж чаще всего значимой истории не имеет, это просто какая-то пыльная, старая вещь, например облупленный стол и тумбочка из красного дерева 1950-60-х годов. Антиквариат же всегда строго историчен. Допустим, эта настольная лампа стояла там-то, такой-то мастер, такой-то эпохи произвёл их в таком-то количестве. Тут важна история и национально-географическая принадлежность.

А вот веретено из деревенского дома, которое можно увидеть на барахолке — это винтаж. Конечно, я отчасти влюблён в винтажные предметы, ими наполнен интерьер и моего загородного дома, и квартиры, и моей мастерской. Пространство, которое меня воодушевляет и вдохновляет, всегда заполнено предметами винтажного характера. Я чувствую через них тепло, они для меня по-своему ценны, несут частичку какой-то истории. Люблю применять в проектах предметы, которые прошли определенный путь, прожили больше, чем я. Не буду употреблять слово «старые», потому что это некорректно. Соприкасаясь с тем, что создано до меня я чувствую связь с человечеством в целом. Это важная часть моей жизни, так я чувствую лучше ее ценность и смысл, ощущаю её течение, и это не бесплотная рефлексия.

Когда мне нужен стол или стул в гостиную, я не пойду в магазин за новым, а отправлюсь на московский Вернисаж. Там кстати 90% вещей – это милый винтаж без авторской или исторической ценности. Предмет может иметь сколы, потёртости, может быть грязным, каким угодно — я приведу его в порядок, и он будет меня радовать каждый день своей историей и человеческой теплотой. В каждом из своих проектов я стараюсь применить винтажную атрибутику или антиквариат.

— Живопись в интерьер исторической стилизации — по принципу эпохи или периода. Если это историческая стилизация, например, классицизм, то искусство однозначно привязано к конкретному историческому периоду и сонму авторов, известных лишь искусствоведам и коллекционерам.

— Интерпретация — это свободная стилизация, неоклассика. Там может быть искусство любого характера, от импрессионизма до Бэнкси. Всё зависит от настроя заказчика или, что интереснее — от композиционно-смыслового решения помещения. Второе даёт больше возможностей и вариантов.

С историзмом сложнее. То, что висит и располагается у хозяина в доме составляет его коллекцию. Чаще всего это антикварные, коллекционные картины, скульптуры и предметы декора, реже — историческая реплика, написанная или созданная на заказ. На сбор определенной коллекции могут уйти годы, а порой и вся жизнь. В этом случае нужно четко обозначить заказчику, на что обратить внимание, и время от времени направлять рекомендациями.

— Классический интерьер, по моему мнению, — вечен. Не буду говорить о своих проектах, потому что не знаю, приобретут они ценность с годами или забудутся. Грамотно спроектированный и наполненный с художественной точки зрения интерьер, если он сделан с душой, с творческим гением, со скрупулезным подходом и вкупе с энергией заказчика, однозначно не будет вызывать желание переделок. Даже если это жилье перепродадут, новые жильцы не станут этот интерьер кардинально менять. Таких примеров очень много, особенно в Москве и Петербурге.

Это закон по которому «живут» все гениальные интерьеры, в которых силён дух, традиция, где всё остается на своих местах. Их порой продают с мебелью и декором, потому что новый хозяин хочет жить именно в этом интерьере, такие люди не покупают квадратные метры. Грамотно спроектированный интерьер — большая историческая ценность. Я уже не говорю про предметы искусства, хотя чаще всего при переездах хозяева их забирают с собой, и квартира или дом продаётся без коллекции.

— Работа с наследием — это отчасти громко сказано. В рамках своей архитектурной деятельности я занимаюсь реконструкцией и реставрацией.

Наследие — это всё то, что мы получили от предков. Архитектурное наследие — задания, строения, руины, которые остались нам в наследство. Даже заброшенный завод, построенный в 80-х годах при СССР — тоже наследие советской эпохи. Пусть не памятник культуры, но наследие, а к нему нужно относиться уважительно, как к старшим.

Сейчас работаю над реконструкцией и воссозданием храма в урочище Крохино Вологодской области. Это уникальный объект, первый и единственный такого рода в России. Среди моих основных проектов — возрождение усадьбы Алексеевская в поселке Ногино, Ивановской области. Я проектирую воссоздание усадеб по собственной методике, превращая их в социо-культурный кластеры для развития всех близлежащих территорий в радиусе от 2 до 50 км.

С детства тяготею к восстановлению и ремонту. Моя работа с наследием заключается в реконструкции и сохранении, которые дарят месту, зданию второе дыхание. В работе с наследием очень важно дать жизнь не просто заброшенной или обветшалой постройке, а самому месту, где находится тот или иной объект. Огромная трагедия нашей страны в том, что прекрасные здания, которые относятся к имперской, царской эпохе и составляют неотъемлемый, если не важнейший, пласт нашей культуры, исчезают, тают у нас на глазах, превращаясь в кирпичную пыль и зарастают травой. Я считаю своей профессиональной задачей, даже миссией максимально сохранить и возродить архитектурное наследие нашей Родины.

Воссозданием наследия по большей части занимаются реставраторы. Многие из них — архитекторы. Заботясь лишь о внешнем облике здания, они напоминают мне театральных декораторов. Они хотят, чтобы всё выглядело как можно более исторично, декоративно, несло на себе отпечаток былых лет. Это патриотично, замечательно и бесценно для истории, но это внешняя суть декоративной формы, представляющая интерес и ценность в основном для искусствоведов и небольшой группы увлечённых историей архитектуры людей. А если смотреть шире… На мой взгляд, серьёзное упущение в том, что не придаётся должного значения функциональной и социальной составляющей сохраняемого объекта и территории вокруг него. Понятие «приспособление» в реставрационной деятельности уступает первенство исследованиям и атрибуции памятника архитектуры.

До 20 века архитектор работал, как ремесленник: он создавал единый объём здания, форму фасада, к которой часто привязывался план, и начинал по кирпичику её всячески улучшать, стабилизировать. В наше время архитектор — это демиург концепции, исследователь, учёный, который создаёт не просто здание, а инфраструктуру, ауру вокруг объекта, работая с социальной сферой, культурными слоями, смысловыми подтекстами.

Задача современного архитектора, дизайнера, искусствоведа — дать историческому объекту жизнь, создав вокруг него инфраструктуру, спроектировав новую точку роста региона.

Простой пример: воссоздав усадьбу, которая на 50—100 км отстоит от ближайшего населённого пункта, потратив на это десятки миллионов, социального эффекта, как такового, не добиться. Там может быть исключительно музей без значительных экспонатов, который вряд ли будут посещать. Необходимо создать новые социальные условия, рабочие места, сделать живительную инфраструктурную инъекцию потухшему гению места. И вот усадьба может не только возродиться в своих былых формах, но и привлечь население новой, разнообразной инфраструктурой. Люди дают жизнь любому месту, где живут, работают и отдыхают, это факт. Стало быть, основная задача сохранения и возрождения наследия не в механическом воссоздании формы и последующем любовании, а в придании объекту новой функции и смысла. Моя работа с наследием, будь то интерьер или архитектура, в основном заключается в том, чтобы найти новый смысл в старой форме.

Поэтому я и не занимаюсь классической реставрацией. Это очень сужало бы мой экспертный профиль. Не вижу никакого смысла в том, чтобы воссоздать на фасаде лепнину XVII века, не понимая, что произойдёт со зданием дальше, как оно будет служить людям. Зачем мы воссоздаём, облагораживаем, если мы не знаем, что с объектом будет в итоге? Архитектура отличается от остальных искусств функциональностью и человечностью. В первую очередь в своей профессии я практик, поэтому вижу восстановление как системную методику, а не как набор теоретических догматов.

— Глубокий вопрос, наверное, на него отвечать должны философы, учёные. Как архитектор, могу сказать, что для начала люди должны полюбить свою квартиру, свой загородный дом, дачу, деревенский дом или коммуналку своей бабушки, окружающую природу. Чтобы всецело, осознанно любить, нужно знать историю. Нельзя по настоящему любить место, не понимая его сути, не осознавая глубины. Эмоциональная влюбленность быстро проходит. Я люблю свой дом, потому что в нём жили мои родители, я люблю своих родителей… вот оно, начало любви к наследию. Я одухотворяю бескорыстный уют нашей дачи, потому что там жила моя любимая бабушка, которая любила меня и готовила мне пирожки, мне ценна там каждая дверная ручка. Дом, всегда должен быть пропитан любовью. Любовь — это патриотизм, патриотизм — уважение к наследию предков во всех деталях. Думаю, нужно просто любить свою семью и то пространство, где ты живёшь. Если ты их не любишь, то и не нужно будет и никакое культурное наследие.

— Считаю, нужно любить и ценить те предметы, которые у тебя есть. Сейчас, к сожалению, эпоха потребления. Покупая вещь, мы пользуемся ей короткое время, и когда она испортилась, не задумываясь выбрасываем её и покупаем новую. По моему, это деградация. Когда всё можно выбросить, вещи теряют свой смысл и ценность. Человек теряет фундаментальные основы бытия. Одноразовые эмоции приходят через бесконечные покупки, тренды и моду, апгрейды, смены декораций, арендованное жилье и автомобили… меня это удручает. Всё слишком быстро теряет актуальность. За этим никакое наследие не замечается.

Говорят, ценность — во внутреннем мире. Но мы же не бестелесные существа, мы не духи, чтобы жить исключительно во внутреннем мире. Люди разучились жить и наслаждаться бытом. Мы живём в предметной среде, поэтому надо беречь и уважать окружающие вещи. В обществе потребления это сделать очень тяжело. Поэтому так важен продуманный дизайн интерьера. Честно говоря, я и сам каждый год покупаю новый телефон взамен старого, оправдываю это новыми возможностями. А вот зачем обновлять мебель или делать ремонт каждые 3-5 лет, никогда не понимал.

Поэтому задача архитектора, искусствоведа, художника, любого думающего человека — валоризация наследия. Валоризация – это придание ценности через любовь к объекту.

Я проповедую эту идеологию в своей мастерской и среди своей команды — идеологию создания ценности за счет новой функции. Ценность функции вытекает из любви к истории места. Если это усадьба, значит, ей нужно придать новую функцию, которая бы хоть как-то отражала её прошлый функционал.

Если это городская усадьба, то там всегда устраивались какие-то общественные мероприятия: балы, приёмы и т.д. Так пусть она и живёт так же, пусть там будет арт-пространство, банкетный зал или что-то подобное. Если это сельская усадьба, это про дом, отдых и хозяйство. Надо и воссоздать дом, отдых и хозяйство. Пусть это будет отель или ферма, к примеру.

Воссоздавая старые заводы, желательно придать им какое-то движение: разместить там новое производство, мастерские, арт-пространство, — примеров очень много.

Особняком от общего наследия стоит культовая архитектура, церкви. Её основная ценность — та же функция, но неизменная ни при каких обстоятельствах. Наследие культовых сооружений можно воссоздавать только в заложенной изначально форме и функции. Это моя принципиальная позиция. Из церкви нельзя сделать ничего другого, кроме церкви во все эпохи и времена. Она либо разрушится, либо снова станет церковью.

— Это была усадьба XVIII века в Словакии, стилизованная еще в те времена под замок эпохи Возрождения XVI века. Некогда Словакия входила в состав Австро-Венгрии и замок принадлежал австрийскому барону. Его приобрёл мой московский заказчик, после 50 лет заброшенности, и мы начали его планомерно приводить в порядок разрабатывая архитектурно-планировочную концепцию, чтобы дать ему новую жизнь. Поскольку в европейской системе это памятник культурного наследия, речь шла о реконструкции и обязательной реставрации.

Мы столкнулись со многими сложностями ещё на этапе сбора разрешительной документации, но в итоге разработали проект приспособления замка под бутик-отель с новой инфраструктурой: бассейном, служебными и хозяйственными постройками. Сохранили исторический парк — над ним работал профессиональный европейский специалист по историческим паркам. Историческая ландшафтная архитектура — это отдельная ниша, которой занимается определенная категория экспертов, у нас в стране они тоже есть.

Проект разрабатывали около полутора лет, поскольку менялись обстоятельства, исходные данные, задачи, так всегда происходит в реконструкции. Этот объект стал для меня ключевым, знаковым в плане понимания усадебной, и дворцовой архитектуры, и в плане возрождения, трансформации, осознания своей миссии. В итоге сейчас там идёт неспешное строительство.

Со многими необычными моментами я тогда столкнулся впервые. Например, что делать со старым кирпичом, наваленным грудами, со старой фурнитурой, которая выглядит ржавой, но, если её бережно очистить, обретает вторую жизнь, с помещениями, которые не подходили ни под одну из функций. Десятки вопросов.

Я много думал обо всём, анализировал по элементам. Подобных сооружений — классических дворянских усадеб в России множество. Работа над реконструкцией и воссозданием этого замка натолкнула меня на размышления, разработку собственной методики и в итоге написание диссертации. В качестве темы я взял системное возрождение усадебного наследия России, и мою методику теперь можно применить ко многим историческим зданиям.

Площадь помещений замка — около 5 000 м². В проекте появились как частные апартаменты, для жилья хозяина, так и отельная инфраструктура: номера, ресторация, винотека, сигарный клуб, хозяйственные помещения, холлы, лобби — всё нужно было разместить, и мы планомерно справились с задачей.

Парк — отдельная история. Мы полностью воссоздали все исторические дорожки, корт для игры в теннис, облагородили речку, которая там протекала. Вокруг я спроектировал архитектуру абсолютно в современном ключе, такую, чтобы она подчеркивала и сохраняла историческую аутентичность самого замка.

Новая архитектура не стала репликой исторического стиля той эпохи. В архитектуре нельзя лгать. Я считаю, что на фоне аутентичного сооружения, здания, объекта наследия просто запрещено возводить строения, которые хоть как-то копируют его форму или стиль, если это конечно не воссоздание утраченного элемента. Новодел всегда выглядит либо насмешкой над доминирующим сооружением, либо глупой его копией, бутафорией, либо же наоборот получается настолько качественно и хорошо, что вводит людей, которые это видят впервые, в заблуждение, они думают, что эти здания построены в ту же эпоху, а это ложь…

Я бы не хотел, чтобы мои дети, гуляя по окрестностям замка, увидев бассейн в стиле ренессанс, подумали, что они построены одновременно. Это просто ужасно, такого нельзя допускать. Поэтому архитектура, которую я разместил вокруг, полностью соответствует современному духу, благотворно контрастируя с доминирующей исторической постройкой. Моей задачей было создать функциональные сооружения, а не декорации, поэтому я использовал современные и динамичные материалы — стекло, металл и бетон.

— Интерьер самого замка создан в стиле историзма, а интерьеры построек вокруг него — в стиле классической интерпретации, то есть в современной классике с прозрачными стульями, с люстрами из чёрного хрусталя, с насыщенными цветом декоративными элементами. Главная задача деталей интерьера в таких проектах — подчеркнуть аутентичность основной постройки. В данном случае — контрастом.

— Я обожаю русскую архитектуру и русский стиль в архитектуре, каким бы он ни был: эклектичный, историчный, византийский, и наш сельский русский стиль, и даже провинциальный классицизм, в котором сделаны многие усадьбы.

Мой любимый исторический городок — это Верея, Московской области. Он сохранил планировочную структуру XVIII века и практически не изменил свой вид до нынешних дней. Улицы остались геометрически такими же, как и были заложены. Все дома на красной линии — они чётко образуют улицу своими фасадами, а не стоят в глубине двора. Почти вся Верея одноэтажная, хотя это город. Там есть многоэтажки, но их буквально два-три, и все они стоят на окраине. К сожалению, город был захвачен и основательно порушен во время Великой Отечественной войны, и многое из прекрасной архитектуры этого купеческого города, утрачено… но даже та малая часть, что осталась, вызывает восхищение и чувство вселенского уюта и соразмерности.

Еще я бы выделил для себя, город Белозерск, Кимры. Это просто клондайк частной исторической архитектуры. Она к сожалению тает на глазах, но её пока там очень много, каждый дом — шедевр.

Вот три любимых мной малых города. В больших городах всё слишком перемешано, их нельзя назвать эталонами аутентичности, а эти три, для меня — эталон.

— Единомышленников у меня достаточно много, просто мы не так активно делимся результатами своей работы, всё урывками как-то. Существует целое движение, которое сейчас набирает обороты. В его авангарде идёт Ре-Школа, организованная как система повышения квалификации архитекторов в сфере работы с исторической недвижимостью. Курсы для архитекторов ReNEW от МАРШ. Это передовики нашего движения.

Большинство моих знакомых по валоризации наследия, к сожалению, не являются архитекторами. Они больше изучают и сопоставляют факты. Тех, кто предлагает, что делать, больше в Европе, особенно во Франции, где это движение очень развито среди архитекторов, инженеров и людей искусства. В Европе сейчас тренд — воссоздавать, из старого делать что-то новое. Редевелопмент — это целое наименование новой эпохи, когда любое историческое здание рассматривается как потенциальный объект для инвестиций. В конце-концов нельзя строить бесконечно, это вредит экономике и природе. У нас такой подход только недавно появился в практике, но за ним будущее. Мы настроили достаточно панельных домов, заводов, новых городов. Пришло время собирать камни, модернизировать, воссоздавать, изменять функционал, дополнять, реконструировать, рассматривать существующий объект детально, подходить к нему как к личности, взвешивая его хорошие и плохие стороны, дополняя и трансформируя.

Если к человеку подойти правильно, объяснить ему его хорошие и плохие стороны, как-то с ним повзаимодействовать, дать ему дорожную карту — он поймет, куда ему двигаться, что делать, начнёт расти и развиваться. Так и здания: каждому историческому строению и интерьеру нужна дорожная карта, которая даёт ему новую жизнь, раскрывая его функционал в полной мере.

— Да, у меня есть часы по истории архитектуры Древнего мира и по истории архитектуры для I-II курсов в Государственном Университете по Землеустройству (ГУЗ). Я сам его заканчивал. Хочу понять, насколько я могу донести до людей свою любовь к исторической архитектуре, и найти тех, кто полюбит ее так же, как я.

Стараюсь разглядеть потенциал студентов и развить его. В 10% случаев он проявляется в склонности именно к архитектурной работе. На I-II курсе много неопределившихся, поэтому у нас в команде есть студенты, которые ещё учатся. Но они дерзают быть лучшими, познавать архитектуру, понимать и делать её. Это прекрасно, они вдохновляют меня, ведь не так давно я и сам был таким.

Сейчас главное понять, насколько люди могут воспринять то, что я стараюсь им передать. Для меня это пока некая практика, я — не определившийся преподаватель, и ещё не знаю, буду ли этим заниматься всю жизнь. Но несколько лет уже прошли незаметно.

— Я хочу создать арт-мануфактуру на базе исторического здания, желательно промышленного, транспортного, либо административного, может усадебного. Меня вдохновляет общество «Искусство и Ремесла» Уильяма Морриса.

Есть идея, создать такое пространство, где творческие люди или те, кто интересуются искусством и архитектурой, погружались в созидание и творчество. Как в Баухаусе, только там проповедовали идеи нового времени, новый подход, а я бы хотел вернуться к старым в новой интерпретации.

В этой арт-мануфактуре была бы школа познания исторической архитектуры, ордерной системы, школа художественной фотографии, скульптуры, рисунка, живописи, декоративно-прикладных искусств, новых форм искусства. Я бы хотел, чтобы она находилась в уединенном месте, подальше от города, и люди могли бы туда приезжать на лето, жить там, творить и общаться, не отвлекаясь на повседневную суету. Это будет определенное историческое пространство, находясь в котором, люди могли бы чувствовать его, наполняться энергией, вдохновляться, осознавать, понимать, учиться и творить, потому что самая большая сила в жизни — знание.